Posted on 15 ноября, 2017
Ферма
Верховья Булавинки. Отроги Донецкого кряжа, разделяемые густо заросшими байраками. Тут и там на поверхность выныривают складки желто-серого песчаника. Мелкий песок, снесенный древними реками с возвышенностей, тысячами лет наслаивался на речных отмелях, чтобы в какой-то момент вздыбиться под воздействием могучей тектоники, способной сжать плотно уложенные слои и повернуть их торцом к небу. Грунтовка круто убегала вверх, «Нива» подпрыгивала на каменных ухабах, мотор натужно тянул. Сверху взгляду открывалась панорама степной равнины с торчащими копрами и редко разбросанными одинокими терриконами. Балки и байраки вытягивались в сторону Волынцевского водохранилища, еле различимого за укрытыми сухой травой холмами. Резкий ветер создавал иллюзию полета над холмами, мир вокруг, казалось, начинал медленно вращаться вокруг земной оси, а сам человек на вершине вдруг начинал видеть его глазами канюка, парящего под облаками.
Урочище Плоское замерло в ожидании холодов и первого снега. Ярко-зеленый мох на пнях и стволах да мелкие грибы на тонких ножках выглядывали из листвы, густым пологом устилавшей склоны балки. День выдался погожий, небо сияло, густые ветви ясеней и дубов сплетались вверху и тихо покачивались, улавливая скупые потоки солнечного тепла. На опушке леса виднелись несколько домиков – остатков бывшего пионерлагеря. Домишки давно выкуплены, еще при Кучме, теперь здесь ферма с полутора десятком коров. Навстречу выбегает молодой кобель и пытается порычать, потом смущается и уходит в сарай с дровами. Хозяин приветлив и спокоен, чувствуются житейский опыт и уверенность в себе. Зашел разговор о самовольных рубках леса, о лихих людях и поворотах судьбы. Затем о войне. Меня и минами накрывало, и в плен брали – всяко бывало – говорит фермер, короткая стрижка, среднего роста, лет пятидесяти пяти. Расскажу вам хлопцы историю. Внизу, на трассе, блокпост ВСУшный стоял. Я мясо и молоко на продажу вожу. Как-то пришлось резать корову и отвозить в поселок. Я их предупреждаю, завтра мясо повезу, корова была больная (это нарочно сказано, чтобы не отняли при досмотре транспорта). На следующий день проезжаю блокпост, останавливают, видят две огромные полутуши. На шеях вояк автоматы и рации. — У мене завтра день народження – говорит первый. — А скильки куштуватиме оця вся нога? – спрашивает второй. Я им отвечаю, хлопцы отдаю эти две ноги за ваш танк, который стоит у дороги. Глаза вверх подняли, призадумались. Потом молча отдали документы, и я поехал. На следующий день снова еду, смотрю другие уже стоят, спрашиваю, а где вчерашние? Ответ — ти, шо танка продавалы? Нема вже их тут! И подумалось — да, нельзя болтать лишнего, если рация на шее.
БМП шумно подъехала к ферме и, проскочив мимо построек, устремилась к огороду с картошкой и подсолнухами. Установив «аппарат» по центру огорода, стал вращать машину вокруг оси, уничтожая урожай. Молодой майор вошел на территорию. Звучит раздраженный вопрос — Чому не виихав на Киевщину, охвормив бы биженця? Хозяин – ты откуда, майор? – З Хмельниччини. Хозяин — у тебя родители есть? Е, батьки ще жыви – ответ. — Ты, как поедешь в отпуск, спроси их, уедут они со своей земли? И дальше – я здесь всю жизнь прожил, труд свой в эту землю вложил, здесь мои родители похоронены! Куда я поеду!?
Стадо вела матерая корова с крупными рогами. За ней понуро шли телки помоложе, семенили юные бычки, подгоняемые окриками пастухов. Солнце уже клонилось к террикону шахты Булавинской, поверхность Волынцевского водохранилища ярко блестела, словно показывая небу, здесь продолжают жить гордые и независимые люди, земле этой нужен мир и покой, чтобы расцвести прежним буйством красок, да храни ее Господь.
Роман Кишкань, ноябрь 2017, Ольховатка