СЕРГЕЕВНА

Так называли Зою Сергеевну Медведеву (Алябьеву) — мою Бабушку с сибирскими корнями. Называли все, от зятя, моего отца, до подруг во дворе. Причем это «Сергеевна» произносилось с таким явно ощутимым уважением, будто звание какое. Мама ее была представительницей коренного сибирского народа, который она называла «ясашные». Название, судя по всему, происходило от тюркского «ясак» — натуральный налог, которым облагались коренные сибиряки со времен Московской Руси. Предки Бабушки по отцовской линии были сибирскими долгожителями, самым выдающимся из них был ее прадед Гавриил, доживший в здравом уме до 115 лет. Сын его Павел ушел в мир иной в возрасте 107 лет, отец Бабушки – Сергей Павлович Алябьев (1860-1946) –  дожил до 87, и жил бы еще, да не судьба – упал в бане, сильно ушиб затылок и не вытянул себя из недуга, прожив после падения недолго, считанные дни.

Был такой случай. В конце жизни повели деда Сергея в синематограф, который только стал входить в повседневный быт жителей Новосибирска. Посадили деда в кресло. Свет потух, картинки замелькали на экране. Дед славился тем, что очень быстро засыпал, невзирая ни на какие обстоятельства. После сеанса Сергей Павловича спросили — ну, как, понравилось? Ответ — были и дворяне, были и крестьяне…, а потом я вздремнул… Это качество передалось чрез поколения и мне, легко засыпаю под звуки канонады, доносящейся в последние три года с окраин Донецка.

Поговаривали, что прадед Сергей был внебрачным сыном помещика, который заставил его отца жениться на дворовой девке с ребенком. Правда это была или нет — не ведомо, однако, дед Павел не любил сына всю свою жизнь и женил на «ясачке», положив начало узким глазам и смуглой коже для детей нескольких поколений. Мама моя была красавицей, которую принимали за «свою» армяне в Ереване, узбеки в Бухаре, грузины в Тбилиси. Надо сказать, что сибирская кровь добавляла моим дочерям не только восточной красы, но и пытливого ума. Обе они стали кандидатами наук в медицине и экономике.
Бабушке не удалось учиться в школе ни единого дня. Писала она с огромным трудом и неважно читала, главным образом Евангелие. Впрочем, отсутствие официального начального образования не мешало ей работать продавцом в магазине продтоваров практически до пенсии. Тому, как она считала в уме, мог бы позавидовать любой современный студент. Счеты и весы были для нее такими же привычными инструментами, как современные гаджеты типа айфон или планшет. Хорошо помню, что ни в гастрономе «Киев», ни в молочном на углу бульвара Пушкина и Театрального проспекта, ни в мясном «Птахи», переместившимся с Университетской на Щорса, продавцы хорошо ее знали и не решались обсчитывать. Она, находясь по эту сторону прилавка, вычисляла правильность называемой суммы за товар с погрешностью в 1 копейку. Мне бы закончить хоть классов 8, вышла бы в академики, – говорила она мне.

С мужем своим, а моим дедом Трофимом, познакомилась в Сибири. Дед был из Брянской губернии, прошел сложный путь душевного становления от фанатично верующего баптиста до столь же убежденного и искреннего коммуниста. Был невероятно легок на подъем и склонен к переменам, перемещал семью за Урал и обратно множество раз. Последний раз – в аккурат перед войной с немцами. Война застала семью в поселке Кутейниково Амвросиевского района Сталинской области. Дед инвалидствовал, в молодости потерял правую руку на заводском конвейере, поэтому основная тяжесть организации семейного быта лежала на Бабушке. Она обладала, казалось, неиссякаемой силой. В доме была пасека, сад и огород, коровы и свиньи, гуси и куры. В Сибири в большой семье лепили пельмени на зиму, складывали в мешки, которые подвешивали в амбаре. Представляете, лепить пельмени мешками! После такой практики в юности закатывать медом на зиму двадцатилитровые бутыли со сливой «угоркой» было делом игрушечным. А трое своих и двое приемных детей всегда были сыты и одеты. Еще до войны в семье добавилась племянница бабушки – дочь брата Артема, кулака, сосланного в Нарым и сгинувшего там в болотах северных. А после войны — племянник деда — сирота из Брянской области, мать которого умерла еще до войны, а отец погиб на фронте .

Как-то в военные времена в дом зашли немцы, стали хозяйничать и полезли в кадку с солеными огурцами. Бабушка стала возмущаться, мол, немытыми руками и без спросу. А после того, как непрошеные гости удалились, пошла жаловаться командиру подразделения. Трудно поверить, но беспредельщики получили замечание от начальства и, заходя в следующий раз, приносили гостинцы детям. Вот такой характер! А могло ведь все и плохо закончиться, немцы они ведь не очень церемонились с русскими.

Освобождение от врага семья встречала в поле в кукурузе. Дети сидели на земле и замечали, как пули срезают стебли вокруг. Когда вдалеке послышалось раскатистое «ура!», семья отправилась к дому. В какой-то момент рядом остановился советский танк, командир выскочил и стал обнимать деда, и сокрушался, что сидели в кукурузе, мол могли и задавить свои. Обошлось, слава Богу.

Бабушка обладала громким, хорошо поставленным «генеральским» голосом, слышимым издалека. И при этом удивительной коммуникабельностью. Попадая в незнакомое окружение, через минуту легко заводила разговор и начинала раскрывать все «семейные тайны», как мне тогда казалось, повергая меня в несказанное смущение, будь то в детской поликлинике или в магазине.

Во дворе дома она быстро стала «предводителем» среди пожилых дам, выходящих вечером посидеть на лавочке.  Мне казалось, что она обладает некоторой биогравитацией, быстро становясь центром общения в своей возрастной категории. При этом умудрялась давать меткие прозвища обитательницам двора, которые озвучивала только дома. Очень крупных габаритов лифтерша, постоянная участница дворовых бесед и дискуссий, получила кликуху «Пушка», а маму Галины Константиновны Губерной, она называла среди домашних «Ординаторшей», поскольку та выходила во двор с орденом Ленина и Золотой звездой Героя Соцтруда на вязаной кофте. Двор был уникальный. В домах, окаймляющих двор, жили Герой Советского Союза Чеботарев, дважды Герой Социалистического Труда Бешуля, академики Галкин, Алымов и Мамутов, профессора медицины и экономики Могилевская и Губерная и множество других достойных дончан со своими родственниками. Какой же надо было обладать харизмой, чтобы становиться признанным «центром внимания» в этой публике.

Она была в семье носителем традиций, передаваемых следующим поколениям. Фирменный пирог с рыбой до сих пор готовят в семье. Поговорки и присказки, которыми изобиловала ее речь, и сегодня присутствуют в разговорах, причем не только моих, но и жены, и детей. «Нашлась пропажа – топор под лавкой» — это на случай, если какую-то нужную вещь долго не могли найти и вдруг она находилась. «Савостьян не узнал своих крестьян» — это если кто-то обознался. «Век живи, век учись, а дураком помрешь» — просто житейская мудрость. «Незавоштаво» — нет средств, чтобы купить что-либо.

Это она кормила внука, отвратно принимающего еду, рассказывала ему множество сказок, отвлекая внимание и впихивая ложку за ложкой. Это она была «якорем» для надувного матраса в ждановской Ялте, когда внук ловил бычков на «донку». При этом не умела плавать и часто рассказывала, как чуть не утонула в Оби, брат за волосы вытащил из водоворота. Это ее простота со временем окажется мудростью и будет служить примером для всех тех, кто хранит в памяти ее светлый образ.

Я не смог проводить ее в последний путь. Был далеко, на Третьем всесоюзном съезде океанологов в Ленинграде. Жалею, что так случилось. Каждый год на Мушкетовском кладбище подновляем табличку и красим «серебрянкой» стальное надгробие со звездой — одно на двоих с дедом. Это здорово, если имя твое поколения уносят в будущее.