ПЕРВЫЕ КЛАДБИЩА НАШЕГО ГОРОДА

кладбища

Если верить книге донецкого краеведа Ильи Гонимова «Старая Юзовка» (первое издание 1937г.) самое первое кладбище поселка находилось на территории завода недалеко от доменных печей. Но даже если эта информация правдива,  кроме Гонимова, она больше ни в каких источниках не упоминается. На карте-схеме поселка Юзовки, составленной в начале ХХ века, указаны два кладбища. Одно из них (Английское) находилось в районе площади Ткаченко на Заводской (Ларинской) стороне (на карте обозначено цифрой 1), второе между проспектами Малым и Кладбищенским (Павших коммунаров – Дзержинского) и 9-й – 12-й линиями (Челюскинцев – 50-лет СССР) и на карте обозначено цифрой 2. Местонахождение кладбища на Ларинской стороне установил краевед, член ДГО А.Болотин и, мы надеемся, он сам расскажет о нем (рассказ).

Вокруг второго кладбища разворачивались события, заслуживающие отдельного рассказа. Для краткости мы назовем его «центральным». Тем более, что мы не грешим от истины: входные ворота кладбища были на месте сегодняшнего горотдела полиции (на фото ниже располагаются у правого края картинки).0_2188f0_785870ab_XL   план 7 линия.Из седой старины нам осталось газетное сообщение о махинациях причта Преображенской церкви по продаже мест под захоронения на «центральном» кладбище: «Депутату Государственной Думы Каменскому сообщают из Юзовки о любопытном факте фабрикации покойников. Вновь избранный церковный староста Преображенской церкви в Юзовке обратил внимание при осмотре старого кладбища на многочисленные могилы, отмеченные маленькими холмиками. Заподозрив неладное, староста пожелал убедиться, точно ли в этих могилах похоронены покойники. После некоторого препирательства притч Преображенской церкви вынужден был признаться, что в могилах никто не похоронен. Староста продолжал расследование и обнаружил фальшивых покойников. Как оказалось, места на старом кладбище, почти заполненным, ценятся значительно дороже, чем на новом, и вот притч устроил себе доходную статью: насыпать на свободных участках могильные холмики, и места стали продаваться по высокой цене. Кто не мог или не желал платить дороже, получал отказ, с указанием, что места на старом кладбище все проданы».[18]
При этом кладбище также была и часовня (район горотдела полиции), пожалуй, самое старое культовое сооружение Юзовки. В 1913-16гг. здесь вели строительство новой часовни. Но сначала гражданская война, затем смена власти и идеологии, так что строительство не закончили. В 1923 году окрисполком рассмотрел ходатайство Юзовского местхоза. В документе от 8 мая Окроткомхоз сообщает, что «недостроенное здание церкви от дождя и непогоды приходит в ветхость и в последствии разрушится вовсе, тогда как Окроткомхозу требуется строительный материал, в частности жженый кирпич. На основании вышеуказанного Окроткомхоз ходатайствует о разрешении произвести разборку здания церкви для вышеуказанных целей». [1]
В ответ на письмо №515 за №1254 Председатель Юзокроисполкома сообщил, что «к разбору недостроенного здания церкви при городском кладбище как приходящей в разрушение и ветхость, а также как не вошедшую в договор по передаче церковного имущества, — препятствий не встречается».[2] Но, как обычно, задокументировали и не очень торопились получить, говоря ленинским языком, архинужный строительный материал.
18 марта 1925 года окружная газета «Диктатура труда» опубликовала заметку товарища Слесарчука. В заметке предлагалось закрыть городское кладбище. И вроде бы ничего особенного в этом факте нет, но в течение двух недель выходят с десяток откликов на данную публикацию. Все авторы в один голос предлагают кладбище не только закрыть, а и вообще сравнять с землей. Большинство «писем граждан» рассчитано на обывателей с низким уровнем развития. Таким способом власть прощупывала общественное мнение.
Читатель Я.К. Руденко восклицал: «Поднятый вопрос должен быть разрешен в самое ближайшее время. Дальнейшее пребывание в центре города немыслимо. Подойдет время похорон умерших от холеры (прим. не совсем понятное заявление) и тогда городскому населению несдобровать: зараза разойдется по всему городу.
Всю церковную утварь, находящуюся в кладбищенской церкви, нужно перебросить на другое кладбище – под деревней Семеновкой. Недостроенное на кладбище здание, необходимо достроить и оборудовать под детский городок. Больше будет пользы».
Товарищ Аронсон, предлагавший сделать вместо кладбища солярий, дописался до большего обличительного маразма: «На кладбище, находящемся в центре города, раньше попы хоронили только тех, кто мог побольше заплатить им. Бедняков хоронили за городом. Верующим попы говорили:
— Если похоронят тебя в центре города, то ты попадешь в царствие божие, а если за городом – в ад.
Одураченный народ верил попам и каждый старался хоронить умершего в центре города. Попы, конечно, получали хорошие деньги за это. Теперь же, когда рабочий понял всю лживость религии и в загробную жизнь не верит, ему безразлично, где его похоронят – в центре ли города или за городом. А хоронить на старом кладбище не гигиенично. Здоровые могут заразиться от умерших. Вопрос, поднятый тов. Слесарчуком, нужно разрешить возможно скорее, кладбище должно быть закрыто и вместо него должен быть устроен солярий».
Третий товарищ предлагал посадить на месте кладбища сад.
Следующий эшелон пишущей братии был представлен бюрократической номенклатурой. В их словах было немного меньше болтовни. Санитарный врач Лященко: «Вопрос о закрытии кладбища поднимался еще до революции, но почему-то не был разрешен. Советская власть, стоящая на защите интересов и охране здоровья трудящихся, должна заботиться о гигиене рабочих жилищ, а так как жилища, находящиеся возле кладбища наполняются зловонием, исходящим от похороненных трупов, — то окрисполком должен закрыть кладбище».
Заведующий отделом местного хозяйства Сбежнев публично заявил, для чего нужно было поднимать газетную шумиху вокруг этого вопроса: «С точки зрения благоустройства кладбище нужно закрыть. Вопрос этот поднимался давно, но не разрешался потому, что не выявлено было общественное мнение по этому вопросу».
Заведующий окружным отделом здравоохранения товарищ Грилихес был лаконичен: «Хотя кладбище в санитарном отношении не представляет опасности, все же закрыть его было бы целесообразно. В бедном растительностью Сталине, благоустроенный на месте кладбища садик был бы одним из оазисов для отдыха после рабочего дня трудящихся».
Точку в прениях поставил 21 мая секретарь окружного профбюро товарищ Талалай: «В [проф]союзы обращаются рабочие с вопросом об открытии гражданского кладбища, для желающих хоронить своих умерших по гражданскому обряду. До настоящего времени нет определенного места для погребения по гражданскому обряду (без различия национальностей). Хоронят где придется».[3]
И только после того, как общественное мнение было подготовлено, Президиум окрисполкома на заседании 22 июня вынес резолюцию «по вопросу закрытия Городского кладбища по 9-й линии.
1. Пленум горсовета единогласно вынес постановление о закрытии кладбища с церковной часовней в городе Сталино по 9-й линии в целях гигиены и санитарии.
2. Членам горсовета поручить пропагандировать вопрос с точки зрения гигиены и санитарии среди рабочего населения.
3. Часовню закрыть имеющийся в ней инвентарем передать религиозной общине».[4]
В оригинале после слов «передать религиозной общине» написано «для перенесения на Семеновское кладбище или туда куда нужно религиозной общине», но зачеркнуто красными чернилами.
А через неделю-две (точнее установить не представляется возможным) Сталинский горсовет постановил «в целях благоустройства города принять меры к скорейшему сносу кладбища, находящегося на 12-й линии».[10]
8 мая 1926 года в «Диктатуре труда» появился небольшой фельетон «Мертвецов переносят»: «Наш обывательский Сталин так же легковерен, как и другие города. Все одинаково легко поддаются слухам о летающих жаренных утках.
В Сталине зимою некий веселый человек тоже пустил слух, что на кладбище всенародно женщину будут расстреливать. И к указанному сроку толпы бегали по кладбищу целых два дня. Вчера тоже кучками бежали на кладбище, а вокруг их бежали слухи:
— Мертвецов переселяют.
— Воскрес кто-то.
— Не воскрес, а в летаргическом сне был, похоронили, а он выскочил.
— Скрывают это.
— Да не скрывают, а гробы вырывают, — объясняет сторож в воротах.
На кладбище действительно десяток разрытых могил. Солярий будет для детей – объясняют мне. Расширяем площадь, старые захоронения выкапываем и переносим в новые могилы.
— Эх, бабы, бабы, — качает головой какая-то старушка. – А я скажу – это хорошо делают. Мертвым все-равно. А детишки пусть уж полечатся, повеселятся на солнышке-то.
— Старая! В комсомол записалась бы, — язвит жирная баба с ныперем на носу.
Нет ничего особенного в том, что несколько гробов переносят в новые могилы. Но тяжело в наше время слушать не погребенных мертвецов. Тяжело слушать живых трупов».[9] Из этой газетной публикации можно сделать вывод, что перенос захоронений начался весной 1926 года.
Но то, что планировали сделать, хотя и не в полном объеме, но сотворили. В разгар лета 1926г. появился газетный репортаж: «В округе уже имеется до 45 площадок… Сотни детей ежедневно пьют эти «солнечные капли». И вот в 2 часа дня я на площадке солярия, примыкающего к кладбищу.
— Ваш номер 308. Запомните. Берите с собой полотенце. Обтирание надо делать. На первый раз – 5 минут, а затем на 5 минут прибавлять ежедневно. Вот часы на столбе, следите. Можете принимать и души.
И вот я лежу на площадке с чистым глубоким песком. Лежу, сбросив с себя все, как говорится «до последней нитки» и пью «солнечные капли». Пять минут пролетели слишком быстро, И вот через несколько дней я стал замечать на других пришедших с белой дряблой кожей – перемену. Они покрылись бронзовым загаром».[13]
В рапортах дежурных Сталинской милиции за 1927 год есть упоминания о кражах с городского кладбища. 21 марта сообщили о задержании Драгомильцева, Сопова, Петракова и Алексенина, которые занимались хищением могильных памятников. Ими в ночь на 16 марта были похищены бронзовая фигура и чугунные плиты весом 30 кг.[7] А 5 июня на городском кладбище неизвестными злоумышленниками с колокольни часовни был похищен колокол весом 2 пуда.[8] Грабители найдены не были.
Летом 1927 года появилась бравая заметка: «На городском кладбище у мертвых отобрали уголок для живых и на нем устроили солярий. На розово-оранжевом песке в свободных необремененных позах лежат человеческие тела, отдаваясь знойным лучам июльского солнца».[12] На это время использовалась под солярий только часть кладбищенской территории. Остальная территория находилась в неприглядном виде.
Один из авторов статьи, работая в архиве с документами, обратил внимание, что в отчетах секции местного хозяйства за 1927 год сообщалось, что городское кладбище не благоустроили, поскольку не было денег. Фактически это подтверждает, что основные работы по созданию сквера и окончательному разгрому кладбища начали проводить или в конце 1928-го, или в начале 1929 года.[14]
О старом городском кладбище на всех возможных уровнях вспомнили в 1929 году. Вспомнили о нем в связи с юбилеем покоящегося здесь первого русского социолога Василия Васильевича Берви-Флеровского. И тут выяснилось, что место захоронения человека, которого цитировали К.Маркс и В.Ленин, знают только сын – Федор Васильевич да кладбищенский сторож. На самом высоком уровне решили, что память о Флеровском нужно увековечить.
Василий Васильевич Берви-Флеровский родился в 1829 году, с золотой медалью окончил Казанский университет и был приглашен в Министерство юстиции. В столице он быстро продвигался по служебной лестнице и к 1860 году был чиновником для особых поручений. Петербургский и Харьковский университеты приглашали Берви на преподавательскую работу. Но в это время происходит кардинальное изменение в политических приоритетах Василия Васильевича. В 1861 году он выступил в поддержку демонстрации столичных студентов, а в 1862 году в защиту тверских дворян, просивших изменений в экономических взаимоотношениях с крестьянами после Крестьянской реформы 1861г.
В конце 1862 года Берви был сослан под надзор полиции в Астрахань, незадолго перед этим женившись на Эрмионе Ивановне Жемчужиной. Берви называл свою молодую жену, которая была младше его на 16 лет, «флёр» (от французского «цветок»), а друзья называли его Флеровским. Отсюда и пошел псевдоним публициста.
Флеровский, амнистированный по манифесту 1896г., первый раз приехал в Юзовку к своему среднему сыну Федору в 1897 году. Тот работал врачом в больнице Новороссийского Общества. Прожив здесь несколько лет, Василий Васильевич уехал к другому сыну. Во второй раз его уже привезли парализованным в инвалидной коляске в 1910 году. В суровом 1918 Берви-Флеровского хоронила вся рабочая округа с лозунгами: «Борцы! Пусть Ваша смерть разбудит спящих!» Жена пережила Флеровского на 6 лет и была похоронена с ним в одной могиле в 1924 году.[6]

Сделал доступным имя Флеровского для широкой общественности секретарь Днепропетровского истпрофа Г.Новополин. В заметках, опубликованных в 1933 году, описывающих события 1929г., сказано: «Данные, сообщенные мне сыном Флеровского, были самого невеселого свойства. Кладбище давным-давно сделалось объектом разгрома для хулиганов. Сейчас на кладбише идут работы по превращению его в парк. Значительное число могил срыто. О могиле Флеровского Ф.В.Берви возбуждено ходатайство о переносе тела на другое кладбище».[11]
Кладбище ликвидировали. Как и предлагали, вместо кладбища разбили сквер, назвав именем Флеровского, оставили только его могилу. Памятник поставили в 1955 году (архитектор В.Пороненко, автор барельефа А. Порожнюк).img0 1967В углу кладбища в 1935 году построили школу (сейчас школа №3), с противоположной стороны соорудили клуб имени Флеровского. В 1950-60-е в сквере действовал летний кинотеатр, опять же имени Василия Васильевича. Рядом со сквером появилась улица Флеровского. Программа по увековечиванию памяти Берви-Флеровского, намеченная в 1929 году была выполнена полностью.п.сквер флеровскогоПеренос останков усопших на новые кладбища начали в 1926г. На какие именно кладбища их тогда переносили мы наверняка сказать не можем. В 1929 году было образовано новое кладбище: Мушкетовское. Его организовали в связи с закрытием старого кладбища и, как и предлагал товарищ Талалай, это было первое гражданское кладбище города. Но опять же, то кладбище, которое мы сегодня называем Мушкетовским и довоенное Мушкетовское кладбище – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Желающие могут проверить, довоенных захоронений на современном Мушкетовском не так много. И все – перезахоронения. Если даже предположить, что это и есть довоенное кладбище, с периодом существования с 1929 по 1941гг. – количество старых могил мизерно мало для 12 лет.

Довоенное Мушкетовское кладбище находилось в районе современной улицы Сеченова (на карте цифра 3). Сайт «Донецкий» летом 2011 года опубликовал заметки мушкетовского краеведа, где, в частности, говорится, что в 1960-е «на нынешнем пересечении улицы Сеченова и проспекта Павших Коммунаров начинается снос кладбища Мушкетово. На этом месте появляются автобаза и скотобаза. В середине 60-х мы с братом (нам было лет 5) ходили смотреть на трактор «петушок», который рыл траншею цепью под укладку кабеля освещения — из земли вылетало много костей. Мы были малышами и не знали, что это человеческие. Отец рассказывал, что перед сносом родственникам предложили перенести останки на нынешнее кладбище. Кто смог, перенес, ну а безхозные просто разровняли. Там и поныне они есть».[17] Еще одно, на этот раз архивное свидетельство. Из материалов заседания горсовета за 1960 год: «Ввиду того, что могила революционеров Ходаковского, Лобутенко, Кучукова, Мощева и Степаненко находится на бывшем кладбище, отошедшем к территории мясокомбината (в настоящее время этот участок отведен под строительство скотобазы мясокомбината), перенести ее на Мушкетовское кладбище».[19]
И вот тут, разрешите выдвинуть версию, что начало довоенному Мушкетовскому кладбищу было положено в 1908 году, когда захоронили жертв взрыва на Рыковских копях. Краеведы А. Болотин и А. Кашкаха доказали, что погибших шахтеров похоронили в районе ул. Тираспольской – Сеченова и пр. Павших коммунаров (на карте цифра 4). И место этого первого массового захоронения послужило началом первого советского гражданского городского кладбища.
За границами поселка Юзовка существовало еще одно кладбище, которое сторожилы города называли Холерным (на карте цифра 5). Вроде бы там сначала хоронили всех умерших от холеры. Располагалось оно в районе современного Спасо-Преображенского собора. Не так давно умерший О.Д. Крицын (1930г.р.) вспоминал, что приблизительно на пересечении пр.Б.Хмельницкого и ул.Артема до войны стоял памятник (в виде усеченной пирамиды) какому-то французу (или французам). Сотрудник Донецкого краеведческого музея О.Я. Привалова сообщила, что это кладбище делилось на сектора по вероисповеданию. Там часть была предназначена для захоронения православных, часть для иудеев. Мусульмане также имели свой сектор.
В областном архиве в дополнениях к документу о строительстве Студенческого городка, датированного 26.04.1930 года (Протокол №4 заседания бюро секции местного хозяйства Сталинского горсовета от 8.05.1929 года), вопрос № 3 звучит так: «Выделение комиссии для разработки вопроса о переносе еврейского кладбища за черту города».[15] Еще одно еврейское кладбище упомянуто в газетной заметке 1920-х гг. Как сказано, находилось оно по пути на завод Боссе. Краевед В. Мартыненко нашел схему, согласно которой это кладбище находилось недалеко от тренировочных площадок футбольного клуба «Олимпик».
Еще одно кладбище, сначала бывшее сельским, оказалось в 1920-е в черте города. Речь идет о Семеновском кладбище, когда Семеновка была еще деревней. Располагалось кладбище на общинной земле крестьян деревни Семеновка, находившейся в районе гостиницы «Атлас». Олег Демьянович Крицын утверждал, что Семеновское кладбище находилось возле института «Донецкпроект» по ул. 50-летия СССР.[5] А А.И. Стогарнюк, рассказывал, что припоминает остатки кладбища в средине 1950-х в районе бул.Школьного №№14-20.[5] Эту же информацию подтвердили читатели интернет-ресурсов.
Один из авторов статьи в 2003 году разговаривал с жительницей дома 140 по ул. 50 лет СССР Ильинской Тамарой Павловной. Она рассказала, что при строительстве находящегося рядом здания института «Донецкпроект» было вырыто много человеческих останков. Тоже рассказывал и живший на два квартала выше В.Т. Хайлов.[5] На тот момент мы подумали, что это захоронения жертв сталинских репрессий, тем более, что тюрьма (как ее называли до войны: Отдельный корпус НКВД) находилась в десятках метров от обнаружения останков. В Донецком краеведческом музее тоже считают, что Семеновское кладбище находилось между б. Шевченко и пр. Ильича.
В областном архиве есть рапорт сторожа Семеновского кладбища в Горкомхоз (1926 год без указания даты): «Так как охраняю кладбище Семеновское, которое находится за городом и место там опасное, посему прошу выдать мне оружие и разрешение для охраны».[16] Рапорт остался без ответа.
Подведем итоги. Возникающая путаница в понятии «Семеновское кладбище» вызвана следующими обстоятельствами. Деревня Семеновка (район гостиницы «Рамада» и школы№5) дала название сразу трем кладбищам – двум деревенским (в районе ул.50-лет СССР и в районе бул. Школьного) и юзовскому Холерному (в сквере Горького и Студгородке).
Говоря о старых городских кладбищах нужно упомянуть и о старом кладбище на Гладковке, а также об исчезнувших кладбищах в районе школы №64 (пл. Бакинских комиссаров) и рудника Ветка.
Упоминавшийся выше житель бывшей Масловки В.С. Ефимов рассказывал, что до войны с их поселка умерших хоронили или на Мушкетовском кладбище, или на кладбище за заводом Боссе (в современном представлении между «Донгормашем» и «Нордом»). Кстати, из документов областного архива следует, что начало кладбищу на Донецком море было положено в связи с закрытием кладбища у завода Боссе. 10 октября 1955г. председатель Сталинозаводского райисполкома (ныне Ленинского района) Пушкарев просил предгорисполкома Бахаева выделить участок в 5 гектар под новое кладбище возле дороги в поселок Авдотьино.
Данная статья охватывает небольшую часть сведений о кладбищах города. Наш город динамично развивается и многое, когда-то находившееся за городской чертой сегодня уже центральная его часть. Горожане рождаются и умирают. Всем усопшим, нашедшим свой последний приют на нашей земле – вечная память.

Авторы: члены ДГО В.Степкин, А.Жаров. Фото из фондов Донецкого архива.

Литература
1. ГАДО, Ф-Р2, оп.1, д.2, л.556.
2. ГАДО, Ф-Р2, оп.1, д.2, л.555. Документ Откомхоза от 21.05.1923 г.
3. Газета «Диктатура труда», март-май 1925г.
4. ГАДО, Ф-Р2, оп.1, д.24, л. 52(об).
5. Архив Степкина В.П.
6. Архив Снитко А.П.
7. ГАДО, Ф-Р279, оп.2, д.11, л.57
8. ГАДО, Ф-Р279, оп.2, д.11, л.137
9. Газета «Диктатура труда», 8 мая 1926г.
10. ГАДО, Ф-279, оп.1, д.14, л.42.
11. Новополин Г. «Рукописи из архива Флеровского». Журнал «Литературное наследство», №7/8, 1933.
12. Газета «Диктатура труда», 8 июня 1927г.
13. Газете «Диктатура труда», 6 июля 1926г.
14. Сведения обнаружил А.А. Жаров.
15. ГАДО, Ф-Р279, оп.1, д.272, л.82.
16. ГАДО, Ф-Р279, оп.1, д.39, л.521
17. «40 лет мушкетовской жизни», сайт «Донецкий», 5 июля 2011.
18. Газета «Приазовский край», №43, 15 февраля, 1909г.
19. ГАДО, Ф-Р279, оп. 3, д. 2006, л. 43–44.

Добавить комментарий

Loading Facebook Comments ...