Отцу в день рождения

ОТЦУ

Ему бы исполнился 91 год. Мы бы хотели, чтобы он оказался рядом в этот день, но Господь управил по-другому. Внешний облик города, в котором он служил зодчим долгих 23 года, во многом является таким, благодаря его труду. Несколько слов в его память с огромным уважением и любовью.

Он никогда не воспитывал. И не наказывал физически. Никогда. Просто жил так, чтобы тебе было однозначно понятно, как нужно поступать в той или иной ситуации. И никогда не просил для своих. Ну, почти никогда. Только однажды, когда матери удалили почку, и она чуть Богу душу не отдала на операционном столе. Мечтал жить в кругу своей семьи, однако, всегда в доме жили многие родственники, потому как отказать в помощи считал себя не вправе. Мог спроектировать за ночь надгробие безвременно ушедшей жене сослуживца. Помочь обрести жилье нуждавшемуся сотруднику. Своими руками высечь на гранитной плите имя ушедшего отца. Был смел и удачлив, талантлив и убедителен. Когда московским чиновникам вздумалось строить атомную электростанцию на юге города, положил партбилет в высоком кабинете и сказал свое весомое слово. Проект отменили, билет вернули.
Тысячу акварельных этюдов хранит мастерская. Десять лет создавал монумент победы над врагами Донбасса той войны. Это его сейчас изображают на гербе города. Это там каждый год чествуют ветеранов нашего города и чтят память погибших. Ставь себе задачи невероятные, чтобы достичь большого.

Хорошо, если окна выходят на запад. Каждый ясный вечер можно провожать солнце и ощущать закат, жадно впитывая последние лучи. Важно только, чтобы взгляд не упирался в стену соседнего дома. Густеющие сумерки задевают какие-то глубинные, потаенные чувства, уходящие в первобытные времена, когда опускающаяся на землю ночь была переполнена опасностями и рыком хищников, а человек был хрупок, мал и слаб в темноте глазами. И даже очень хорошо, если перед окном убегающая вверх к горизонту Смолянка, а проспект Богдана Хмельницкого упирается прямо в вечернюю зарю.

Он выходил на балкон каждый вечер провожать солнце. Как только оно начинало касаться верхнего края склона Смолянки. Горизонт охватывает огнем, сгущаются багровые оттенки. Вспыхивает ярко золоченый купол храма рядом с ДК Куйбышева. Слабеющий свет пронизывает тело и поселяет в душе тревогу. Круг замкнулся. Еще один день угас. Он знал, к какой точке горизонта солнце склоняется в июне. Добегает почти до аэропорта. А в декабре оно еле дотягивает до отвала шахты Шверника. И садится точно на проспект Хмельницкого в конце сентября.

Конец марта. В эти дни солнце как раз падает прямо на площадь Бакинских Комиссаров. Он уже не мог выйти и посмотреть на последние лучи. Говорят, что если смотреть на солнце в открытом океане, то светило иногда бросает самый последний луч зеленого цвета. Кто его увидит, того ждет большая удача. Почки стали только наливаться, кое-где участками зеленела трава, и оживал чистотел.

Жизнь уходила, как вино из треснувшего сосуда. Дыхание уже не наполняло легкие до краев, а было мерцающим и поверхностным. Сил осталось на десять вдохов…
К вечеру горизонт затянуло. Он не смог бы проводить солнце в последний раз, даже если бы попытался встать…

В путь отправился в одиночку. Вдруг повалил огромными хлопьями снег. Сыпал и сыпал, покрывая белым зеленое. В роще у пруда вдруг отчетливо зазвенел голос птицы, прорываясь сквозь осыпавшийся снег, словно оповещая, что душа художника вырвалась из плена телесного и поднялась над облаками, над снегом и городом, которому верой и правдой служил он много лет.

Три года подряд в конце марта голос неведомой птицы звенел в роще у пруда, а на четвертый исчез. Значит, душа окончательно успокоилась в глубинах горнего мира.

Он оставил городу этот мемориал:

Он оставил семье эти живописные работы:

СЫН